У врача подход особый — неважно, почему человек упал и лежит на асфальте, нужно что-то делать, чтобы он поднялся. Политконсультант, специалист по НЛП Сергей Горин, интервью
Сергей Горин. Врач, психотерапевт, политконсультант.
Авторские семинары и научные интересы: «Русскоязычная модель эриксонианского гипноза и НЛП», «НЛП-концепция в PR, пропаганде, рекламе», «Психология религии». Автор книг: «А вы пробовали гипноз?», «НЛП: техники россыпью», «Нэлпер в свободном полете», «Оружие — слово» совместно с А. Котлячковым, «Соблазнение» совместно с С. Огурцовым.
фото: Геннадий Жуков, текст: Евгений Власов
Сергей Анатольевич, расскажите как вы стали заниматься НЛП, эриксоновским гипнозом. Вы ведь были врачом психиатром.
Я учился в Красноярском медицинском институте, выпуск 1981 года, интернатура по психоневрологии: психиатрия, неврология, наркология. Потом я работал психиатром, невропатологом, иногда психотерапевтом в самых разных учреждениях.
В 1988 г. мне впервые попалась ксерокопия перевода книги «Формирование транса» Инессы Ребейко — одной из той тройки, Алексей Ситников, Александр Арсеньев, что учились в Калифорнии у Гриндера и Бендлера.
И я увидел, что мой подход к гипнозу, мягкий, недирективный, перемежающийся беседами, близок к этим техникам. Я узнал, что есть врач Милтон Эриксон, который все это применял, и НЛПисты, которые переняли и сформировали эти технологии. Потом я уже целенаправленно стал искать такие книги. С 89 года участвовал в различных семинарах, особенно старался посетить семинары ребят из Америки: Роберта Дилтса, Дэвида Гордона по метафорам. В Новосибирск в ранних 90-х приезжали очень много людей из-за рубежа: Бетти Эриксон, Стив Гиллигэн. Тогда же всемирно известный Алекс Ситников начал семинары вести. В известном смысле я оказался в нужное время в нужном месте.
Чем запомнились семинары Ситникова?
Он произвел самое приятное впечатление, он, в какой-то мере, был моим коллегой, он нейрофизиолог, я врач. Веселый, дружелюбный. Чем более велик человек, тем проще он в обращении — да он и сейчас при всех своих постах таков. У врача подход особый — неважно, почему человек упал и лежит на асфальте, нужно что-то делать, чтобы он поднялся.
Вы являетесь большим специалистом по эриксонианскому гипнозу, вы можете определить, что это такое, как бы взглянув снаружи?
Недирективный подход. Подход к гипнозу, без гипнотических ритуалов, как продолжение общения другими средствами, более убедительное общение, необязателен кабинет, белый халат, можно провести в любых условиях — на улице, в обычной беседе.
В очереди. Гипноз, как часть обыденной жизни. Для меня это инструмент эффективного общения. Как говорит моя жена, все вы идете в психологию и психотерапию, чтобы научиться общаться, а вас там этому не учат. (Смеется) Так что для меня это была возможность научиться общаться. Когда еще в первый раз читал «Формирование транса», я волосы на себе рвал, метафорически — хоть кто-нибудь дал бы мне эту модель, когда учили гипнозу. Нас ставили в какой-то день перед группой пациентов и говорили: ты был у меня на занятиях, все видел, а теперь — делай сам. Все теоретические основы были настолько запутаны! Как раньше учили плавать в деревнях — выбросили из лодки, и все.
Замучили преведы!
Что?
Непроизвольно приходят такие вещи, как «начальнегу маркетингаго атдела»!
А вы тоже обратили внимание на этот язык? Нравится?
Не нравится, и не не нравится, просто — еще один язык, новый, поэтому — безумно интересно. Вызывает эмоции. Язык этот использует в смягченном виде ненормативную лексику, а она — хороший способ вызвать эмоции, если для общения используется только текст. Сетевой язык —это еще и смайлики, и возможность поизвращаться над «рузским езыком».
Почему люди хотят поизвращаться над языком? Наверное, это молодые люди?
Не знаю, могу лишь предположить. Молодые — это большой вопрос. Мне иногда на форумах определяют возраст 18 лет. В сети трудно определить возраст.
Мне кажется — это какая-то форма протеста.
Вполне возможно. Я, к сожалению, существую в очень строгих правилах составления пропагандистских, психотерапевтических текстов. В них все должно быть очень строго выверено. Очень правильно. Могу провести несколько часов на сайте грамота.ру, чтобы неправильная запятая не вызвала протеста у грамотной части аудитории. А когда со всех сторон окружен правилами, то отдыхать, получать удовольствие можно, нарушая правила. Так я их и нарушаю в Интернет-общении.
Эриксон сам назвал свой метод эриксоновским гипнозом?
Митлтон Эриксон, конечно, так свой метод не называл. Название появилось позже благодаря Гриндеру и Бэндлеру. Они создали, как писал сам Эриксон, гениальное упрощение того, что он делает с пациентами, с одной стороны — упрощение, с другой — гениальное. Подобрать алгоритмы, выявить пошаговость действий. Он сам не мог сказать, что же такое он делает с пациентами. Как делает. А отстраненное наблюдение позволило выявить определенные моменты, шаблоны. Сделать их доступными другим людям. Точнее, не «доступными», а «воспроизводимыми».
Вам самому помогали методы самогипноза, эриксоновского гипноза?
Да, в самогипнозе я не профессионал, я любитель. Пользуюсь в тех ситуациях, когда невозможно применить лекарства, например — в дороге. В ситуации с моим микроинсультом тоже. С одной стороны, медикаменты были подобраны удачно, медицинское образование позволяет оценить назначения. Я до сих пор немного запинаюсь в речи, но это все же не та моторная афазия, которая была.
Моторная афазия…
Невозможность передать мысли словами, язык заплетается. Я как только понял, что стало хреново, то заставил себя захотеть выздороветь. Лежа на диване я положил на пузо ноутбук и стал работать над двумя книжками. Одна — «Соблазнение», совместно с Сергеем Огурцовым, вторая — «Оружие — слово», с Котлячковым. Книги созданы благодаря е-мэйлу. Обменивались главами.
Говорить вы не могли, а набирать…
Да, одной рукой я набирал текст, очень много текста. Другая рука была еще парализована. Во-вторых, я пошел учиться в автошколу, чтобы сдать на права, как только стал подниматься и ходить. Мне нужен был стимул, я поставил себя во внешние условия, построил контекст —
заплатил за курсы. И стал заниматься. Тогда мне это было нужно. В-третьих — какие-то самовнушения.
А как вы используете гипноз в вашей работе политконсультанта?
Эриксоновский гипноз, как способ взаимодействия с окружающими, я использую теперь при составлении пропагандистских текстов. Определенные обороты помогают технологизировать речь и тексты кандидата.
Как вообще можно этого достичь при спонтанном общении, в «живой» речи?
У начинающих ораторов есть одна типичная ошибка – они хотят сказать много своей правды. Но людям не нужна эта правда, им нужно слышать их правду — то, что хотят услышать они. То, что считают правдой они. А эти сведения получаются не из общения кандидата с публикой, а из социологических опросов.
То есть политики, как зеркала, отражают массу?
Политик ведь не твой сосед по лестничной площадке, он хорошо представляет себе весь список проблем. Но еще — предлагает простые пути для их разрешения. Инструмент общения политика с электоратом — его текст. Важно осветить свою работу. Если человек сделал на копейку, а осветил на рубль — его будут ценить больше, чем того, кто реально что-то сделал, но осветил свою работу на копейку. Мир — это описание мира, перефразируя Кастанеду. Люди живут в описании мира, а не в реальном мире.
А в рекламе вам приходится работать?
Да. Первое — структурирование текстов, представляющих продукт, услугу, человека. Второе — работа с людьми, представляющими продукт на публике. Развитие навыков убедительности.
Каким образом должны быть устроены кампании, направленные против наркотиков? Те, что адресованы молодежи.
Я не знаю, какой лозунг был бы правильным. Я понимаю, почему проваливаются кампании на манер «рока против наркотиков». Потому, что для людей это звучит как «пчелы против меда» и «депутаты против привилегий». Есть текстовое сообщение и есть метасообщение — то, как оформлен этот текст. Та рамочка, в которую вставлено послание. И метасообщение становится важнее самого послания.
Недавно видел билборд с компьютерным диалогом — «да» и «нет» скажи наркотикам.
Я тоже видел его. Крайне неудачная вещь. «Да» на первом месте. Но я не думаю, что кто-то специально это сделал, просто — неудачный креатифф. (Смеется)
Если обратиться к медицинской тематике, с какими больными вы работали?
Это было довольно давно, я отошел от медицинской практики в 95 году, отработав 13 лет и исполнив свой долг перед государством. Зарплата в 200 у.е. по меркам тарифной сетки высокая, по меркам обыденной жизни слишком мала для такого высококлассного специалиста как я. А еще — проблема с наличностью тогда была в Красноярском крае, то есть — ничего не платили. Два врача в семье оказались непозволительной роскошью, и мне пришлось уйти. А в то время, когда я практиковал, я усвоил классификацию своего учителя Ярослава Петровича Гирича. Самые простые случаи — разнообразные неврозы. Страхи, боязни, навязчивости, неврастения — раздражительная слабость. Второй уровень — это работа с зависимостями — алкоголь и табак. Третий уровень, самый сложный, — это работа с телесными заболеваниями. Я дошел в своей практике до третьего уровня. Не могу сказать, что я излечил кого-то от онкологии или от рассеянного склероза, но я мог очень существенно облегчить страдания, кого-то снять с наркотиков с помощью гипнотических и психотерапевтических техник.
А вы читали когда-нибудь о работе психотерапевтов с онкологическими пациентами, бывают ли случаи исцеления?
Бывают. Они даже технологизированы. Братья Саймонтонс выпустили книгу, имеют клинику в Америке, где работают психотерапевтически с онкологией.
Ганс Селье, который в конце 90-х приезжал в Россию вовсе не по проблеме стресса и дистресса, а по работе психотерапевта в онкологической клинике. Он рассказал на лекции, что психотерапевты, работающие с онкологией, по статистике, имеют продолжительность жизни на 8 лет меньше. За счет сочувствия, вчувствования. Еще он говорил о том, что вмешательство психотерапевта продлевает жизнь неизлечимых больных на несколько месяцев, позволяя обходиться без большой доли страданий, вызванных самой болезнью или препаратами. Реимпринтинг, как методика, был придуман для такой работы.
А вот в описании гипноза, такая метафора о сне и бодрствующем участке в коре головного мозга, и для эриксоновского — сверхбодрствующий участок в бодрствующей коре — это как-то подтверждается?
Физическую реальность это никак не отражает. Павловская модель — это всего лишь модель, процессы возбуждения и торможения в мозге — все равно никто не видел, не щупал и не нюхал. Это гипотеза, которая что-то объясняет. Еще в 30-е годы модель сверхбодрствующего участка в бодрствующей коре была предложена, и это нормальная гипотеза для описания процесса. Но что является правдой, а что — нет? — в терминах НЛП — несуществующий вопрос.
Любимая ваша фраза: «это несуществующий вопрос». Какие еще вопросы не существуют? Как определить, что вопрос не существует?
Помогает здравый смысл. Например: «Электрон — это частица или волна?» Есть такой квантовый дуализм, и как выгоднее описывать электрон в конкретной задаче — так и нужно описывать. Несуществующий вопрос: «Есть ли бог?». В любом случае, если сознание первично, или, если материя первична, этот вопрос не имеет смысла.
Был ли бог женщиной?
Это несуществующий подвопрос.
Получается, что эриксоновский гипноз не получится как-то объяснить?
Объяснить эти вещи можно было бы на уровне биохимии, какие молекулы появляются, какие исчезают, но это было бы лишь доказательством, что метод работает, а не объяснением. Если на уровне электрофизиологических измерений — то же самое, это не будет объяснением.
То есть, мы сталкиваемся с тем, что объяснить невозможно…
Совершенно верно. В психологии все так и обстоит — набор моделей, набор метафор, почему и как это работает. Трудно за что-то зацепиться. Для психологов объяснить – это актуально, в медицинском подходе — нет. Главное – работает или не работает. Наверное, я себя ограничиваю в чем-то, но я придерживаюсь медицинского подхода.
Верно ли, что обучение НЛП — некая форма терапии.
Нет. Терапия в НЛП — это воздействие, а не обучение. Клиенту предлагают пройти определенную последовательность уверенных действий, которые приведут к результату. Если терапевт начинает учить клиента НЛП вместо того, чтобы воздействовать, — это ошибка. Обучение и терапия вещи разные, но терапий много, есть, например, библиотерапия, музыкотерапия, знакомство с определенной последовательностью книг или музыкальных произведений — это похоже на обучение.
Выразительные случаи из вашей практики.
Из которой? Медицинской или другой?
Один из выразительных случаев из моей нынешней, политтехнологической практики, — выборы мэра в Красноярске. Когда против 69-летнего кандидата, уже занимавшего пост, ополчились все СМИ, когда вмешалась краевая администрация, отключив городу горячую воду, якобы за долги, — в такой обстановке люди должны были быть очень недовольны действующим мэром. Но работа политтехнологической команды в этих условиях позволила победить ему в первом туре, он набрал около 60% голосов. Это выразительный пример работы политтехнологов, из которых самым НЛП-ориентированным был ваш покорный слуга. Все, что делали власти и пресса, через листовки, через работу агитаторов с людьми, приобретало другую форму — мы объясняли, что борются не с мэром, а с населением — это работа по формированию контекста.
А вот эпизод из моей врачебной практики. Тогда я просто совершил ошибку — по окончании сеанса гипноза, вместо того, чтобы вернуть пациентку в состояние бодрствования, я дал ей инструкцию, небрежно сформулированную: «А теперь бегите домой». Это бы не было смешно, если бы эта парализованная пациентка не побежала домой на своих ногах. Привезли на машине, а убежала на своих двоих, излечение нечаянное, я сам не ожидал. Фраза как бы сорвалась. Но женщина излечилась. Я тогда только начинал применять НэЛПерский подход, понимал уже, насколько важна подстройка, которая позволяет клиенту довериться. Многие вещи становятся проще, и нет необходимости вовлекаться в проблему клиента, это здорово выручает.
Как это – не вовлекаться в проблему клиента??
Есть в психотерапии такое понятие, как эмпатия. Сочувствие, вчувствование в клиента, это пожалуй, единственный инструмент, который в психотерапии работает. Но беда психолога и психотерапевта в том, что максимально вчувствовавшись в проблему клиента, он становится с ним по одну сторону клиентского забора ограничений, и не может искать выход. Возможность дать клиенту почувствовать эмпатию, не вовлекаясь в его проблему, дает НЛП-подход. Клиент чувствует, что перед ним сидит как раз тот, кто его по-настоящему понимает, но на самом деле терапевт не вовлечен.
Он играет?
Совершенно верно. Создает иллюзию эмпатии. И это один из эффективных инструментов работы. При этом психотерапевт не приходит вечером домой в состоянии выжатого лимона. Он способен общаться и дальше, он не отравляется общением.
Вы живете в Сибири?
Живу я в городе Канске Красноярского края, в 200 км восточнее от Красноярска, по транссибирской магистрали. ЖИВУ я там, а вот работаю — везде (смеется). Природа — лесостепь, я попал в этот город по распределению, понятию, которое знакомо, скорее, родителям ваших читателей. Небольшой город, сто тысяч человек. В таком городе, чем дольше живешь, тем легче живется. В свое время дети удивлялись, почему со мной все здороваются. В маленьком городе все друг друга знают, это комфортнее — нет анонимности мегаполиса. В Москве, в лучшем случае, ты поздороваешься с теми, кто живет на одной лестничной площадке, а в лифт уже сядешь с теми, кто тебе не знаком, и здороваться не будешь. Выходишь на улицу, растворяешься в массе. Бежишь московским шагом, как дебил в толпе дебилов. Я не хочу никого обидеть, да это и не обидно, вообще, ведь это действительно так. Человек страдает от того, что в это время он не существует, как личность. Просто не чувствуешь себя живым, пока не доберешься до работы.
Да, два-три часа в день.
Если не больше. Я вообще не понимаю, как жить в этом городе, здесь можно только работать.
Вы употребляете матерные слова?
В терапии есть очень небольшое направление, в котором это используется для того, чтобы вызвать терапевтический шок, у Эриксона есть ряд примеров такой работы.
В текстах, которые предназначены для массового сознания, это исключено. Но можно обойти запрет на использование ненормативной лексики, сохраняя экспрессию, энергию этих слов и без их предъявления. На эту тему у меня есть целая лекция, которую я в воскресенье утром собираюсь прочитать на семинаре.
Как это делать?
Я выделяю несколько способов, чтобы не использовать мат, и в то же время сохранить его эмоциональность. Первый — использование эвфемизмов, слов, которые более мягки, ну, как «полный» вместо «толстый». Второй — использование развернутых аббревиатур, которые оказываются по звучанию матерными. Например, был и есть до сих пор такой институт, как НИИ Биологических Исследований. Или НИИ Химических Удобрений и Ядохимикатов, правда сейчас он называется НИИФосфат.
В рекламе какого-то тарифа я на Украине видел: «А мені все по… по 1 копійці». Ожидание эмоций от того, что должно быть сказано, распространяется на весь слоган, и ожидаемое слово замещается другим или пропускается, это третий способ. Такого рода реклама вызывает смех. А юмор — хорошее действенное средство привлечь внимание.
Следующий инструмент — фонетическая двусмысленность, когда в печатном тексте мата нет, а при произнесении он «появляется». И, наконец, — сокрытие ненормативной лексики за описанием: «И он был послан по самому известному в России адресу».
Чему вы учите на своих семинарах?
Я не формирую программы семинаров. Примерно с 2000-го года у меня другие источники дохода, я не живу за счет семинаров. А даю я… А хрен его знает, что я даю (смеется) — то, что они хотят. На семинаре довольно свободная действует рамка — в основном, он строится по запросам присутствующих. Сейчас редко кто из них ничего не знает об НЛП, об эриксоновском гипнозе. Обычно, меня слушают практики, мастера и тренеры НЛП. Интересует их развитие и практика, например, как технологично использовать инструменты НЛП в СМИ. 60% семинара – это исполнение заявок. Для меня пост-семинары интересны, тусовки, компанейский я человек. Как говорит Андрей Кёниг, я люблю людей немного больше, чем они меня. Зачем Майклу Джексону петь, он же мультимиллионер? А он все поет.
Что вы можете сказать о моральной составляющей вашей работы? Гнетет?
Я могу говорить о собственном переживании. Иногда гнетет. Мне это все интересно степенью трудности задачи. Какой интерес, как писали братья Стругацкие, решать задачу, если решение известно? Особый интерес — если доказано, что решение отсутствует.
О морали. Мы манипулируем людьми с момента появ-ления на свет. Орем, чтобы нас покормили и мешаем родителям спать. Позже мы учимся манипулировать людьми словами. Когда мы становимся совсем взрослыми, то вся разница между нами состоит в том, что кто-то искусно манипулирует большим количеством людей, а другие — менее искусно и меньшим. Здесь нет почвы для морали.
Если работать в политконсультировании из симпатии, влюбившись в кандидата, то эффективность падает до нуля, важно видеть и сильные, и слабые стороны.
Чего нельзя делать в НЛП? Пишут ведь об экологичности НЛП сейчас?
Об экологичности НЛП пишут уже давно. Экологичность, а для кого? Для того, кто пришел и хочет получить результат? Или для всех остальных, которые получат этого человека несколько другим? Наверное, есть какой-то оптимум экологичности, а вот мерка — у каждого своя. Существуют люди и задачи, с которыми я не буду работать, я не считаю, что есть такая цель, которая оправдывает любые средства.
Благодарим за содействие в организации интервью с С. А. Гориным Московский Центр НЛП и лично, Анну Воронцову, менеджера открытых образовательных программ МЦ НЛП.