Поездки в Индию многие предпринимают для духовного возрождения. От редактора – так оно и есть. Удивительным образом этот регион обладает исключительной витальностью, люди там плодятся как мухи. Одна лишь проблема – акклиматизация
Рената Розовская
Как и многие другие, я обязана своей поездкой в Индию внезапной доброте Аэрофлота. Увидев условия их зимней акции, я схватились за голову, немножко поскулила, заняла денег и бросилась стоять в очереди за билетом. Что такое Гоа после московской зимы — я промолчу: во-первых, потому что счастье словами не опишешь, а во-вторых, потому что не хочу вызывать зависть всевозможных цветов и оттенков.
Короче, после недели райской жизни в шалаше на берегу океана я забеспокоилась и почувствовала непреодолимую тягу побывать на севере страны, а именно на берегах Ганга. Несмотря на сомнения моих спутников и крики «27 часов в поезде — ни за что!» мы все-таки отправились в священный город индуистов.
В Варанаси или, как его раньше называли — Бенарес, мы приехали в полной темноте, потому что поезд опоздал на 7 часов. Как выяснилось, это еще не предел, могло быть и хуже. Зато, пока ехали, успели наизусть выучить все, что в Lonely Planet сказано о городе тысячи храмов. Меня больше всего зацепил отзыв Марка Твена: «Варанаси старше истории, старше традиции, старше легенды, старше, чем все они вместе взятые». Нам еще только предстояло убедиться в правильности этого наблюдения, но мурашки по коже бегали уже тогда.
Сидя в районе полуночи на крыше нашего отеля и глядя на Великий Ганг, мы обсуждали впечатления, то есть даже не впечатления, потому что ничего толком еще и видели, а скорее ощущения и предчувствия.
Кому-то из моих спутников город казался пакостным и пахнущим смертью и кровью, кому-то тревожным и страшным, мне лично он сразу открылся как место силы, причем силы чуждой, незнакомой и от этого действительно немножко пугающей.
Утром я шла вдоль реки и во все глаза смотрела на гаты. Гаты — это длинные ступени, которые ведут вниз к Гангу, их там больше сотни, в большинстве из них совершаются ритуальные омовения, и только в нескольких, таких как Manikarnika и Harishandra — Burning ghats — проводятся сожжения.
Ганг действительно для индусов является всем — и рекой, и Богом, и Матерью, и могилой. Там моются, чистят зубы, купают коров, там же, на берегу, сжигают мертвых и
отправляют их останки в последний путь — вниз по течению.
То, что Ганг — великая Матерь индуистов, и на его берегах сжигают умерших, дабы обеспечить им хорошую карму и правильное перерождение (а если повезет, так и вовсе уберечь от дальнейших перерождений), я, конечно, знала, но почему-то морально готовой к этому зрелищу не была.
Ко мне подошел человек, из местных, и стал мне рассказывать про церемонию сожжения и про связанные с ней обычаи. То есть о том, что молодых женщин сжигают в красных сари, молодых мужчин — в белых, а пожилых людей (примерно от 45 лет) обоего пола — в золотых; о том, что святых людей сжигать ни к чему, их можно отправить в Ганг как есть, потому что Нирвана уже ждет их.
Мы сидели на каком-то возвышении, и в один из моментов я имела неосторожность посмотреть вниз и обнаружить, что погребальные костры расположены непосредственно подо мной, метрах так в пяти. В отличие от индусов, чье отношение к смерти можно считать идеальным, я, честно скажу, вздрогнула и почувствовала головокружение. Запаха почти не ощущается благодаря благовониям, но все же, все же… Я отползла подальше и присела покурить, чтобы немножко придти в себя, и была тут же атакована продавцами гашиша, которые отстали от меня только после уверений, что у меня уже есть, а больше мне не требуется.
Надо сказать, что отношение индусов к смерти меня прямо-таки потрясло, причем в хорошем смысле слова. Сожжение мертвых у них дело будничное и не особо эмоциональное. Присутствуют на нем в основном мужчины, главную роль в церемонии исполняет старший сын умершего. Женщины молятся в храме неподалеку, их к кострам не допускают (как мне объяснили, это связано с тем, что раньше был обычай сжигать жен вместе с мужьями, и дабы эту традицию прекратить, женщин от греха подальше держат в сторонке). Поскольку индусы верят в перерождения, то никто не плачет и не рыдает, все спокойны и молитвенно сосредоточены.
Еще одно проявление этого отношения удивило меня, когда шестнадцатилетний мальчишка-лодочник говорил мне: «Когда мы умираем, наши тела сжигают, и мы улучшаем свою карму. Это огромная удача и счастье умереть в Варанаси». Это «мы» меня поразило — повторяю, мальчику было 16 лет…
Получив эти неоднозначные впечатления, я решила, что на сегодня хватит, и пошла гулять в сторону знаменитых храмов. В числе основных стоит назвать Вишванатх или Золотой Храм, в который можно заходить только индуистам и в котором находится загадочный колодец знания. Выпив воды из него, человек резко повышает свой духовный уровень. Меня внутрь не пустили, поэтому колодца я не видела, а храм лицезрела со второго этажа шелкового магазинчика, как и все туристы. По крыше храма носились обезьяны, внизу раздавались звуки песнопений и крики продавцов, в воздухе разливался острый аромат благовоний, голова плыла…
Рядом с Золотым Храмом находится мечеть Аурангзеба, которую так же, как и индуистский храм, охраняют буквально толпы военных. Какие-то у них там разногласия между мусульманами и индуистами, что-то они там поделить не могут на этом месте. Вроде бы корни проблемы уходят в далекое прошлое, когда Великий Император Моголов, Аурангзеб, разрушил первоначальный Золотой Храм и на его месте построил мечеть. В общем, я толком так и не разобралась, в чем там дело, но зато была тщательно обыскана на входе милой девушкой-солдаткой и вынуждена оставить ей на хранение фотоаппарат и мобильник. Впрочем, что тут удивительного? Хоть в чем-то же Индия должна быть похожа на остальной мир…
А потом я, сама не зная как, оказалась в задней комнатке книжной лавки во владениях астролога-хироманта, который хотел составить мой индуистский гороскоп и предсказать будущее всего за какие-то 600 рупий. Индийских денег у меня с собой не было, что меня и спасло, а то он меня почти загипнотизировал, еще немножко, и я окончательно вошла бы в транс и отдала ему все доллары, которые таскала на всякий случай. Почему-то мне ужасно не хотелось узнавать у него свое будущее и, бормоча, что, мол, найду денег и вернусь, я бочком-бочком уползла в направлении отеля, потому что уже пора было собираться и покидать этот странный и удивительный город…
Уезжая из Варанаси, я успела сфотографировать обезьян, бегающих по крышам вокзала, как московские кошки по московским крышам…