Вилли Мельников — по образованию ветеринарный врач и вирусолог. По званию — ветеран Афганской войны. По призванию — собиратель языков. Рисует лингвогобелены, работает в собственных стилях интроксенолингвы и муфтолингвы, пишет песни на разных языках
Вилли Мельников — по образованию ветеринарный врач и вирусолог. По званию — ветеран Афганской войны. По призванию — собиратель языков. Рисует лингвогобелены, работает в авторских стилях интроксенолингвы и муфтолингвы, пишет песни на разных языках. Фотографирует и экспериментирует с фракталами. Смотреть лингвогобелены
Вашему вниманию интервью с Вилли Мельниковым, освоившим 98 языков.
Вилли, как возникла письменность? Сначала были рисунки, и люди стремились к их повторяемости?
К повторяемости, к стилизации. Именно так возникли китайские иероглифы. Если взять совсем древние китайские тексты, возрастом 3-4 тысячи лет, там — откровенные рисунки, которым ещё предстоит стать иероглифами.
Я не люблю термин «мертвый язык». Мертвым язык быть не может. И я считаю написание стихов на языке критерием овладения. И какие же они мертвые?! Если на них можно выражаться ёмче, красочнее и полнее, чем на том, что осталось, например, от современного русского языка? Я называю их «умолкнувшие».
Из живых, звучащих сейчас языков, остался один, который в письме выражен пиктографией. Это язык народности насидоньба, в Китае. У них письменность мосо. Все остальные древние рисуночные языки молчат.
Рисунки имеют фонетическое выражение?
Да, хотя слогов у них меньше, чем в современном китайском. Компенсаторная активность, свойственная всем живым организмам и людям тоже, направлена на фонетику, мелодику языка. Трудных языков, как я считаю, нет. Есть непривычные, например, русский — один из сложнейших языков мира. Иностранцы просто стонут! Поэтому ему не стать вторым английским языком.
А как вы можете охарактеризовать языки эмоционально? Вы связываете язык с эмоцией?
Я как-то пытался рисовать портреты, эмоциональные ландшафты языков. Японский мне напоминает какое-то горное ущелье с рваными краями, на выступах которого разместились руины очень разностилевых по постройке зданий. Арабский у меня ассоциируется с тропическим болотом, населенным сверчащими и квакающими созданиями, а на поверхности этого болота плавают глянцевые журналы.
А вот, скажем, английский. Он более сухой, цифровой язык?
Я бы так не сказал. В мире есть целая пригоршня английских языков, пять из них я более-менее знаю. Британский, америнглиш, фринглиш — галицизированный канадский английский, джингл — австралийский и пиджин — один из английских креольских языков. Они очень сильно отличаются по фразеологии, идиоматике, лексике. Да и по мелодике, конечно. Каждый впитал в себя много новых слов из других языков, и, как я говорю, они отличаются друг от друга по психопрофилю. С одной эмоцией язык не связать.
В какой-то момент моё состояние располагает меня говорить или думать на каком-нибудь языке, я это называю «дышать языком». Не столько ты овладеваешь языком, а язык овладевает тобой. Впитывается в тебя, как в губку. Сжал — и, как вода вытекает. А когда внутри тебя много разных языков, им, со временем, становится скучно. И они тянут меня к новым языкам.
Вы говорите, что стихи написать — это высшая форма знания языка?
Для меня это не то чтобы форма, это критерий знания языка. Это мои авторские выводы, я читаю свои ощущения, пытаюсь их описывать, всё то, что со мной произошло и продолжает происходить. Языки хотят знать все, и не хочет изучать никто. Меня спрашивают: «А как же ты, а как же это у тебя?» Я сам искренне хотел бы знать, как это у меня получается. Но рецепт готовый выдать не могу. Мне хотелось бы разобраться, я подхожу к этому, как к замку: в эти двери толкну, тот камень пощупаю на предмет прочности его лежания в стене. В ту скважину загляну. Мне действительно хотелось бы выявить алгоритмы моего усвоения языков, но пока мало что получается. Некоторые моменты я нащупываю, но сама природа этого для меня темна.
С языками я живу с самого раннего детства. С 5-и лет я заинтересовался энтомологией, и названия насекомых нужно было знать по-русски и на латыни, вот с этого всё и началось.
В виде чего «приходит» к вам новый язык? Что вы чувствуете?
Точно сказать не могу. Это знание приходит ко мне в виде ментально-временных концентратов. Вот! Не знаю, насколько это понятно. Выглядит это, как шаровая молния, примерно. В природе шаровая молния выжигает вокруг себя всё, если взрывается, я видел это завораживающее НЛОшное зрелище.
У Ахматовой есть один термин — «предпесенная тревога». Она говорила о природе, механике поэтического творчества. На мой взгляд, очень точно и очень подходит к описанию моих ощущений, когда язык «приходит» ко мне. То есть, когда я «узнаю» язык до того момента, как я его услышу от кого-то или прочитаю фрагмент письма. Таких «пришедших» ко мне языков немного, но случаи были. И сперва я с диагностическим скептицизмом к такому случаю отнёсся.
Мистику недолюбливаю, считаю, что её нет. Я все это называю «другая физика», когда что-то происходит по непривычным законам. По образованию я ветеринарный врач, война меня доквалифицировала до медика. Настоящий врач ставит сначала диагнозы себе, а потом уже — другим. Я сначала думал, что это — посттравматическая шиза, после контузии под Гератом. Ан нет. Вынести себе приговорный диагноз я всегда успею, ну-ка посмотрю, что из этого вырастет. Начинает что-то звучать, я могу что-то писать… И это не психография, когда человек что-то пишет, рисует, и не может понять, что именно.
Я-то понимаю, что я пишу.
Обычно всё происходит в дороге, как говорится, что в пути придумывается лучше, повышается креативность, это модное слово латинского происхождения. Я предпочитаю греческое слово поэзис латинскому креативус. Как гемопоэзис — кроветворение, в медицине.
Что такое психография?
Это когда человек работает, как факс. Выводит знаки на бумаге, автоматически, и не понимает, что они означают. В последние годы ко мне обращалось немало людей, которые просили «прочесть», что они написали.
Потрясающий факт! Что бы такой человек не написал, от 50 до 70% он попадает в существующие или древние языки! Это обычно какие-то отрезки мифологии, обрывки несохранившихся сведений, описание пантеонов и ландшафтов. Иногда — описания каких-то самоучителей по выживанию, чаще — психологическому. Из здешних, но других миров.
Так ко мне «пришёл» рдеогг-семфанг, язык индейцев южной границы Аргентины и Чили. Люди приезжали ко мне и подтвердили, что это их письменность — то, что я написал.
Они видят меня по ТВ, по материалам печати, в интернете. Сами выходят на меня, уж не знаю, как телефон узнают: «Я носитель такого-то языка, происхожу из такого-то племени, на нём почти уже не говорят, но я ничего не растерял. Тебе нужен этот язык?» «Конечно, нужен!» Приезжают или присылают письма, кидают их в мой железный почтовый ящик.
Да, вы прислали нам бумажное письмо.
Недавно мне из ассоциации мэйларта прислали письмо — там в конце приписка: no e-mail, paper only. Мне это нравится. Что угодно можно переслать по почте — от открытки до живого человека, это художественный акт, например, послать себя себе на день рожденья.
Слово «мэйл», почта, на персидском языке фарси означает «желание», и я воспринимаю мэйларт как искусство желания. Искусство говорить о своих желаниях!
У вас бывает много открытий разных языковых значений одинаковых слов!
Да-да-да! У меня есть две находки. Муфтолингва — когда в одном языке разные слова объединяются через муфту — один общеударный слог. И что важнее, получается общеударный смысл слова-кентавра. Интроксенолингва — если я вижу, что часть русского слова снайперски точно можно озвучить словом из другого языка, то что мне мешает это сделать? Например, слово «цикада». Это греческое слово, ну да ладно. «Цик» — по-тибетски означает — «люди», получается — «люди ада». Русское слово «мимо» по-гавайски означает «аккуратно». Вот, ты шёл мимо, а в каком смысле? В русском илигавайском?
«Арканно тонка листолестница», «тонка» — так звучит по-тибетски слово «осень».
Сейчас, я принесу такой пример. Вот, смотрите, «царствую на старте», «цар» — написано знаками тибетского языка, и означает — финишировать. «Подруга футболиста топ-модель» — «топ» на дари означает «мяч».
Я визуализую подтексты, как бы сказали психолингвисты, омногомериваю внутреннюю колористику высказывания.
Может ли сознательная проектная работа над языком быть опасной? Язык-оружие, в оруэлловском смысле?
Один мой итальянский приятель, ветеран карабинеров, когда я ему подарил стихотворение на итальянской муфталингве-интроксенолингве, с вкраплениями других языков, сказал: «Знаешь, странно, что ваши спецслужбы тобой не интересовались, это как психотронное оружие». Альармо психотронико. «Луиджи, уже интересовались», — сказал я. — «Благодаря такому их интересу, я и попал в Афган». Кстати, это случилось в оруэлловском 1984-м году. Я сначала попал в город Байрам-али, Туркмения, и там прознали, что есть такой новобранец, который владеет шестью языками, и меня «обвинили» заочно в шпионаже на шесть иностранных разведок. Я не сказал, что знаю латынь, а то бы разведок стало семь. Чтобы не загреметь в дисбат, где ещё меньше возможности выжить, мне пришлось по совету сочувствующих офицеров написать рапорт об отправке меня в Афганистан. А так, я не собирался туда, призвался на полтора года, потому что окончил ветеринарную академию. Я ветврач широкого профиля.
Доктор айболит?
Да, я иногда подрабатывал ветврачом. Я с животными могу найти общий язык. Я и сейчас не отказываюсь, если меня зовут полечить собаку. Это, может быть, более благодарные пациенты, чем двуногие многоговорящие.
А что вас прежде всего интересует в человеке, носителе другого языка?
Я не выделяю ничего, меня интересует личность в целом.
И у меня есть глубокий интерес к национальности человека, а некоторых людей это напрягает, они говорят, что я как националист. А я даже не интернационалист — я интронационалист, хочу изнутри понять национальный характер. Мне интересно, с каким человеком я имею дело; чтобы понять его психологию, нужно обратить внимание на предков, на культуру, с которой он связан. Интронационализм — это самый продуктивный путь познания другой культуры.
А с шаманами вас что связывает?
Я познакомился с Николаем Ооржаком и как-то раз попробовал петь горловое пение, и у меня получилось, сразу. Они меня спрашивали, у кого я учился, и не могли поверить. Потом узнали, чем я занимаюсь, и поняли меня.
Я, конечно, не шаман. Но я дружу с шаманами из Тувы, из Южной и Северной Америк, с африканскими и полинезийскими шаманами. Меня очень привлекают шаманские народы, которые официально, может быть, принадлежат к большим конфессиям, но сохраняют свои древние обряды. Очень показателен культ сантерия. Его развили афроамериканцы, которые селятся в Северной Америке и Карибском бассейне, на Антиллах. Они происходят от йоруба, африканской народности, их культ — это смесь шаманского и католического мировидения. Это симбиоз контрастов, и это меня привлекает, чего бы ни касалось — исскусств, наук, религий.
А если к вам «приходит» язык, может быть так, чтобы он был абсолютно новым?
Пока такого не было. Если я сначала не знаю, к какому народу он имеет отношение, то потом всё проясняется. Я сам языки не придумываю.
Бывает, что люди придумывают новые языки.
Да, и вспоминают Льва Щербу с его глокой куздрой. Это не мои интересы, я занимаюсь в своём стиле словами-гибридомами. Есть в молекулярной биологии такой термин, гибридомы. Это клетки с гибридными ДНК, их используют для синтеза антител, я занимался гибридомами и антителами к вирусу герпеса.
В одном интервью вы говорили, что врачи исследовали вас, что вы можете сказать об этом?
Лежал я 4 года назад, после операции, в госпитале Бурденко, в новом корпусе. Они ко мне делегациями в палату ходили, гоняли меня по разным тестам. «Ах, как после этого не поверить в такую-то теорию! Ах, как после такого не расстаться с такой-то системой знаний!» Я их попросил рассказать, а они: «Ну, потом, потом». Ну я и сказал, что либо вы делитесь со мною, либо — до свидания. Я почувствовал себя какой-то морской свинкой. Вот этим мне психоневрологи не понравились, а так, операцию мастерски сделали.
У меня было благодарное знакомство с американским психоневрологом. Как-то на одном фестивале в Праге встретился с Джессикой Крэйот, а она психоневролог по основной специальности, по другой — этнограф, и искусством занимается. Она говорила мне: «А чего ты еще хочешь?» — после того, как я рассказал все свои афганские истории. Она поняла, что со мной происходит. У нее мама шайеннка, отец — белый американец. Она подарила мне язык шайеннов, а раньше считалось, что это бесписьменный народ алгонкинской ветви. То, что раньше принимали за национальный орнамент, оказалось на самом деле письменностью.
Она мне так и сказала, что у меня посттравматический ченнелинг, то, что в науке российской и за явление не считают. Хотя был у нас ученый Вернадский, который ввёл понятие Ноосферы. Это как связь с Ноосферой по открывшимся каналам.
Вы до того боя в Афганистане знали уже много языков…
Это не бой был, мы попали под минометный обстрел. Весь мой взвод погиб, а меня засыпало глинобитной стеной, вперемешку с останками моих товарищей. Мне досталось от взрывной волны, достаточно крепко, чтобы слетать туда и обратно.
Наш капитан, начмед, нашел нас. А я уже потихоньку пришел в себя, помогал себя откапывать. Так вот я испытал клиническую смерть, как он сказал, и я картины видел такие, которые не совпадают ни с какими описаниями, никакого света и туннелей. Ничего похожего на то, что описали Моуди, Кюблер-Росс и другие реаниматологи. Такой картины не было ни у кого. В моей фотоживописи я пытаюсь повторить формы и цвета, иногда получается что-то похожее.
А если когда-нибудь кончатся языки?
Их 6,5 тысячи, примерно. Не кончатся. В одной Папуа Новой Гвинее их около тысячи. Не говоря о таких языковых вавилонах, как Кавказ или Балканы.
На работе чем занимаетесь?
Раньше, когда Институт Оргхимии синтезировал новое вещество, у меня была работа — определение антивирусной активности. Работа с животными или с культурами клеток. Последние 13 лет у меня практически нет работы, появляюсь раз в неделю, спрашиваю, нужен ли я. Иногда перевожу статьи.
А поэзия ДНК?
Да. Картирование генома. Структура плазмид. Для меня это текст. В вирусологии нечего делать без знания таких вещей.
Весь мир для меня — гигантский агломерат текстов. Иногда меня приглашают выступать на конференции лингвистов. Послушают меня, и потом, порою, упрекают в текстоцентризме. Это значит, что текст первичен. Так что прочитать можно все, даже ДНК.
А чем вы занимаетесь сейчас?
Ищу себе требы. Занимаюсь творчеством, если возможно. Люблю бродить по Москве, одна из моих специальностей — сталкер по Москве. Это хождение и открытие потаённой Москвы, я вожу группы, если собираю. Пишу авторский путеводитель по Москве, уже есть первые главы, будет мифология проходных арок, рек, московских деревьев.
Если вы изучали языки Камбоджи или Вьетнама, то у вас есть слух. Вы поёте?
Я вокалист ещё тот, со времен школьной рок-группы! Примыкал к бардам, выступал на КСП, даже два раза призы получал за свои песни. Потом как-то бросил это дело. А вот, недавно, написал две песни для Жанны Агузаровой, одну она сейчас репетирует.
Вы занимались фракталами?
Да. И сейчас фрактальной стереометрией занимаюсь иногда.
Я работал с программой «Фрактинт», она визуализует авторскую формулу. В 1975 году математик из Гарварда Бенуа Мандельброт опубликовал по фракталам первую работу. Фрактал — главная визитная карточка врастания одного в другое. Так что весь мир можно прочитать, и облака на небе, и ветвление трещин в асфальте, и старую выщербленную кирпичную кладку. Возможно, именно это Борхес называл письменами Бога. Они есть, просто надо их прочитать. И я пытаюсь это сделать.
Читать: Фракталы и психология
 |
Лингвогобелен с письменностью рдеогг-семфанг, индейцев южного участка границы Чили и Аргентины, Патагония.
Часть перевода: «Мы назвали острова сгущённого небытия среди пересохшей океанимы именами нерожденных безветриеверием богов. Скормленных их жрецами вечноголодным безымянностям. Кто срывает налившиеся льдом весенние побеги, тот вымостит ими шаги своего побега из солнечной короны к лунным корням, и там расскажет проросшей в окаменебо земле о том, как с обсидиановой секвойи ночи осыпается соннобронзовая кора рассвета. Пещера, отрезвлённая своей тупиковостью это лучший лекарь для стен, опьяненных окнами в них…» Многие называют этот жанр «новая мифология». Для меня — это психоделические, психоделикующие внутренние ландшафты души. |
 |
Лингвогобелен с письменностью хекагуайчиуне, юго-западная и центральная Африка.
Интересные темнокожие люди с правильными, почти европейскими чертами лица. А это трёхмерные объекты. Обтёсанные корнеклубни маниоки, сквозь них пронзаются заостренные местные камышинки гуачараки. Потом поверхность срезов раскрашивается минеральной краской, затем всё складывается в корзину и отправляется адресату в другую деревню. Получатель высыпает на землю, раскладывает согласно стебелькам, которые играют роль интонационно-смысловых детерминант и «получает» сообщение. Берёт ножичек, вытёсывает ответ и отправляет обратно. Если человек решил, что он всё уже сказал, то он вытаскивает камышинки, и варит себе эти клубни на обед. Язык съедобный, вкусный и безотходный. Их соседи хтатингу имеют еще более интересный для меня язык, 18 видов прошедших времён, 23 настоящих и 42 будущих. Кайф! Ничего себе дикари! Нам бы такое дикарство. |
 |
Письменность шайеннов это два типа языка, обычным языком дневного неба пишешь вертикально и возвращаешься вниз более шаманским языком ночного неба. Выглядит как орнамент.
Вернуться к началу интервью с Вилли Мельниковым>> |