Павел Гуревич, психоаналитик, предоставил журналу один из своих рассказов, который относится к рубрике “из записной книжки психоаналитика”
Павел Гуревич, доктор философских наук, профессор
Из записной книжки психоаналитика
Нора прекрасно помнит, что уже в раннем детстве она испытывала томительные эротические переживания. Как и все дети, она любила фантастические сюжеты. С нетерпением ждала вечера, когда бабушка начинала читать ей сказку про трех девиц. Те девчонки из бабушкиной сказки мечтали соблазнить царя, чтобы жить с ним.. Одна хотела удивить его натканным полотном, а другая — шумным пиром. А третья вдруг собралась родить богатыря. Нора недоумевала: чем же она, эта последняя, может увлечь гостя, если не станет ни стряпать, ни шить? Ведь родить-то могла любая из девиц. Уже засыпая, она думала: и чего это царь не выбрал других девиц?.
Но еще больше Нору волновала сказка про спящую красавицу. Вот она лежит в хрустальном гробе, недвижная, безмолвная. А уже пришел принц. Он склонился над ней. Что-то сейчас будет? Пылкое воображение Норы рисовало смутные манящие картины. Но вот королевич ударился о гроб, невеста ожила. И он несет ее на руках…
Как раз Нора увлекла старшего брата себе в детскую и сказала:
— Дима, давай поиграем в королевича и принцессу…
— Как это? — удивился брат.
— Ну, вот смотри. Я лежу, зажмурившись, а ты надо мной. Хочешь меня поцеловать. А я вроде совсем сонная.
Понял?
Дима осторожно приблизился к дивану, а Нора неожиданно схватила его за руки и опрокинула на себя. Брат оторопел:
— Ты что?
— Ну, играй же…
С тех пор игры в королевича и принцессу стали у них постоянными. Едва родители уходили из дому, дети торопились к дивану, чтобы пробудиться от сна и поцеловать друг друга.
Мама иногда разрешала Диме забрать Нору из детского садика. Дима всегда приходил смущенный. Нора знала, что ему нравится другая девочка из группы. Когда воспитательница приглашала Диму принять участие в игре, тот, сам еще ребенок, хотя уже и школьник, конфузливо поглядывал на девочку с бантиком. Но когда все стройно выкрикивали: «Я люблю, конечно, всех, но вот эту больше всех», он стесненно застывал. И каждый раз Нору охватывал озноб, когда он указывал рукой на нее.
Нора подросла, закончила школу. Детские игры стали забываться. Но брат порою останавливал на ней задумчивый взгляд и потом вдруг чувствовал смущение, словно прогоняя далекие воспоминания. Но они никогда не говорили о той ушедшей поре. Нора вскоре поехала в Москву и поступила в медицинский институт. И вот однажды, войдя в аудиторию, она вдруг услышала чей-то страстный, нетерпеливый шепот:
— Дима, иди скорей, скорей же…
Нору обдало жаром. Она оглянулась и увидела однокурсника, который досадливо махнул рукой какой-то девчонке. С этого момента Нора смотрела на Диму немигающим, таинственным взглядом. Во всем облике этого юноши она видела образ другого, незабвенного брата, который остался главным героем ее сексуальных фантазий. Вот он, словно Приап, высокий и стройный, с эрегированным фаллосом, вызывает у нее сексуальные чувства, причем самые причудливые.
На книжном развале Нора увидела книгу со странной картинкой. Обнаженная женщина, небрежно набросив на себя меховую шубку, таинственно поглядывала на собственные ножки. Она купила книгу и отдалась чтению.
Героиня обращалась к своему возлюбленному: «Вы можете предать меня анафеме, проклясть меня или принести в жертву на своем алтаре, как безумных вакханок, но если кто-то из вас рискнет поцеловать меня в мои темно-красные губы, ему придется, посыпав голову пеплом и надев рубище, стать отшельником и босиком отправиться в Рим, и там замаливать свой грех, пока он не освободится от проклятья и снова не увидит зеленые ростки жизни, тогда как вокруг меня вечно цветут розы, фиалки и мирты».
Перелистывая книгу, Нора думала: «Проклятье. Неужели это проклятье?»
Запретное влечение к брату… Мучительное желание и почти животный страх. Постоянное наваждение и оторопь. Как расценить — несчастье, блудливое помышление или трагический грех?
Слушая лекции по анатомии человека, разглядывая рисунки, Нора постоянно ждала разгадки тайны. Воображение рисовало картины, в которых таяли интимные роптания ее души.
Между тем сокурсник Дима стал уделять ей особое внимание. Она не возражала, любуясь его фигурой и слушая музыку заветного имени. Но Норе мучительно хотелось проверить свои детские впечатления. Правда ли, когда взрослый мужчина целует спящую женщину, это больше чем сказка? Но реальность оказалась невыносимо пресной. Первая близость с мужчиной захватила новыми ощущениями. Однако пришла и горечь. Фантазия была богаче.
Нора написала брату письмо и просила его приехать в Москву. Дима ответил, что, если удастся выбраться в столицу, он остановится у нее. Этот день наступил. Нора готовила ужин и радостно отчитывалась о своей студенческой жизни. Когда она накрывала на стол, ее вдруг прожгла мысль: нет, это не брат, а ее муж. Именно так хотелось бы ей бытовать, готовя пищу и постель для родного человека.
К ночи она прилегла на кровать и стала недвижной. Интересно, помнит ли брат ту давнюю детскую игру? Он подошел, поцеловал ее в губы, и она обхватила его давно заученным жестом…
Инцест — такой феномен, который будто предназначен для вопросов, обращенных к природе. Отчего в будто помраченном сознании рождается жар похоти? Почему запретное возбуждает и заставляет забыть о любых границах? В своем первоначальном значении слово «инцест» относилось к понятию римского религиозного права. Оно позволяло осудить любую ритуальную неопрятность в целом. Позже слово стало применяться при оценке сексуальных нарушений, например, о забвении целомудрия у весталок.
Латинское слово incestum (или incestus) — это преступная связь, кровосмешение. В таком смысле это понятие встречается у Цицерона, Плиния Младшего, Квинтиллиана.
Без отрицания в начале слова понятие имело множество значений: нравственно безупречный, чистый, непорочный, невинный, целомудренный. Однако при добавлении «in» можно было говорить уже о нарушении стиля любовных отношений.
Но откуда этот запретный пароксизм страсти к тому (или к той), кто близок по крови? Какая тайна природы заключена в этом порыве, часто неожиданном, властном? Вот египетский бог Мин, «производитель урожаев».
Его называли «буйволом матери своей». Профессор Эрих Вебер приводит слова, которые звучали на празднествах: «Слава Мину, который оплодотворил свою мать! Покрыто тайной то, что ты сделал с ней в кромешной тьме!»
А известный библейский персонаж Лот, который допускал кровосмешение с дочерьми, старшей и младшей.
И стал родоначальником целых народов, моавитян и аммонитян. Читаем мифы и древние библейские сказания и ясно понимаем, что инцест связан с разнообразной гаммой противоречивых чувств. Тяга и страх, ощущение родственной близости и предельной отделенности, запрет и искушение… Обыденное сожительство, которое прячется в дальних комнатах, в смятых простынях, вда-ли от огласки.
Утром, когда Нора подошла к окну, она с удивлением обнаружила, что машина Димы исчезла. Дима уехал поспешно, даже не попрощавшись. Позорное бегство!
Через несколько дней Нора написала ему письмо. С нетерпением ждала ответа, но так и не дождалась. Дима исчез из ее жизни. Поколебавшись, Нора решила поехать домой и там поговорить с братом об их тайне. Мама очень обрадовалась неожиданной встрече. И все время сетовала: жаль, что Дима срочно умчался в какую-то командировку.
Нора все время писала письма, но ответа не было. Однако надежда не уходила. Между тем наступило время прощаться с институтом. Нора твердо решила, что останется в Москве и поищет работу. Но временами ее охватывало отчаяние: казалось, она утратила все, ради чего жила и училась…
Однажды на улице к ней подошел молодой человек. Он так неловко начал искать знакомства, что у Норы это вызвало досаду. Она рассеянно слушала его рассказы, а думала о брате, который так упорно прячется от нее. Дома молодой человек стал торопливо выкладывать из холодильника какие-то свертки. И это напомнило Норе ее брата. Тот, также пытался разглядеть в глубине морозильника что-нибудь вкусненькое.
Утром Нора уже у двери протянула молодому человеку руку:
— Ну, пока. Будем знакомы.
И тот неожиданно сказал:
— Дима.
Вскоре встречи стали постоянными. Новый друг нравился Норе. Она даже подумала, что, возможно, начинает любить этого человека. Потом они отпраздновали свадьбу. В канун торжества из Берлина пришла телеграмма: «Как живешь, сообщи. Дима».
Нора сначала оторопела. Какой Дима? Брат не мог оказаться в Берлине. И вдруг вспомнила: ну, конечно, Дима, милый сокурсник, который так трогательно ухаживал за ней. Нора расхохоталась: Дима, всегда Дима. Неужели всех мужчин зовут одним именем. Или это она бессознательно выстраивает свой мир вокруг одного и того же образа.
Брак оказался относительно счастливым. Дима развернул собственный бизнес. Нора сидела дома, ходила на курсы психологов. Ей очень хотелось скорее стать матерью. Однако беременности не было. Однажды она даже рискнула поговорить об этом с психологом.
— Мне кажется, сказала она, что моя сексуальность какая-то незрелая. В ней есть что-то детское, урезанное…
Нора стала рассказывать, как в ней пробудился материнский инстинкт. Она хочет ребенка. Поговорила об этом с мужем. Тот молча кивнул головой. Норе хотелось быть раскованной, страстной. Но в момент интимной близости неожиданно ощущала отчаяние. Угасавший пыл не позволял надеяться на зачатие. И снова она вспомнила то пугающее слово: «проклятье». Психолог сказал: сексуальные стереотипы поразительно стойки. Обдумывая эти слова, Нора однажды занялась изнуряющей регистрацией своих чувств, их изломанной логикой и непредсказуемостью. Неужели тот детский опыт никогда не растворится, не уйдет? Ведь в самые интимные моменты своей жизни, она бессознательно отвергала мужа. Дима, но не тот, не тот… Теперь в ее жизнь вошли странные сближения. Обнимая мужа, она словно заклинала себя: «это он!»
В прошлом году Нора родила сына.