Homo Erotikus это личное переживание и это образ современной сексуальности. Графика Бориса Левит-Броуна как искусство, порожденное сексуальностью. А какое искусство, позвольте спросить, не является ее порождением? Хотя и тут можно привести массу примеров. Тема выпуска – творчество
http://www.popsy.ru/images_7/levit_brown_l.jpg,http://www.popsy.ru/images_7/manual_acquaintance_s.jpg,http://www.popsy.ru/images_7/vesna_idet_s.jpg,../../images_7/indecent_chat_s.jpg,http://www.popsy.ru/images_7/casanova_arms_s.jpg
Броуновская левитация
текст Евгений Власов, графика Борис Левит-Броун
“За нашей спиной всегда стоит князь тьмы. Он непрестанно нами занимается.
Где надо – расслабляет наши переживания по поводу моральных императивов. Все эти сказки о том, что зло и добро есть две стороны, и одна не может существовать без другой, сама мысль о наличии равновесия – это все неправда. Это происки князя тьмы, для того, чтобы мы поверили в то, что зло рядом и практически неотличимо от добра. Ночные Дозоры, и более качественные американские блокбастеры – это амбивалентные подачки невзыскательному уму. Я же верую, что добро победит.”
Сначала я увидел множество графики Homo Erotikus, а теперь пришел к вам спросить, какова история ее возникновения?
Возникла она в моей жизни спонтанно, как и многое другое. Рисовать я начал с детства, настырно, и никогда не желал систематически этому учиться. Мой отец, систематик по природе своей, говорил: «Ты пойми! Так это не делается! Это надо ставить на серьезную профессиональную основу». Я слушал, кивал головой и продолжал жить по-своему. У меня от юности остались большие графические «картины», – странная смесь экспрессионизма напополам с сюрреализмом, – ничего общего с эротикой не имеющие (они сейчас в Италии). А эротическое рисование началось в Армии. Я ушел в Армию 23-летним женатым человеком, и очень тяжело переживал разлуку с женой. Я писал ей практически каждый день. Это было одно непрекращающееся двухлетнее письмо длиною в шестьсот ежедневных писем.
) |
Торжественно было знакомство холодных тел. На матрасе от щедрот дальневосточного сочувствия исторгнуто единство из молчаливой борьбы. Не дух, но воздух, выдохнутый из пространства между телами… сливанное течение… ритмика впадин …наступление стен и сжатие, сжатие. |
) |
Из шума её волос раздаётся темнота. Знаем только то, чем измучила нас разлука и верим, что это – любовь, и дай нам хоть сколько-нибудь ещё прожить на сладком острие доверия! |
) |
И, Господи! наверно, я уже догадываюсь о ТЕБЕ, потому что сопротивлением последнего ещё пытаюсь членоразделить дергающее ею забвение, ещё хочу напомнить ей (и себе), что это я, что я есть, что не до последнего конца истрачен человек, не весь выдавлен в эту разрезающую сладость. |
|
|
Страшен миг зачинателя, который держит в руках зачатое, а оно бьёт в него всей разбуженной жизнью мутанта. Реванш изваяния. Галатея откалывает киркой куски от окаменевшего Пигмалиона. Б. Левит-Броун |
)
Рядовым приходилось туго, сержантом стало проще: как музыкант, фотограф, художник – я был нужен замполиту. Стало больше времени и на письма. В какой-то момент я стал рисовать в этих письмах, это очень личное, только для нее. Открытые, откровенные рисунки, они мало эстетичны, скорей сатаничны. В том же смысле, что и эротические рисунки Пушкина, о которых с ужасом вспоминает в своих мемуарах барон Корф, квалифицируя Пушкина, как человека лишь двух призваний: поэзии и секса.
Я после службы забыл надолго эту тему, а в эмиграции, в Германии с 91 года – вернулся к ней, и получился графический альбом Homo Erotikus.
Вы сразу стали так работать, в этом стиле, используя именно такие средства, или пробовали разные способы создания картинки?
Сюжеты мои не повторяются никогда. Профессиональный художник, работающий на рынок, создает целую серию работ, мультиплицируя один мотив, эксплуатируя одну находку. Так делается выставка, так печётся сегодня худпродукт на продажу. Я для продажи никогда не работал. Открою вам тайну: я никогда не смогу повторить своего рисунка. Я не могу воспроизвести импровизацию. Новое – пожалуйста, повторить – не могу. Самотиражирование присуще современному искусству, которому нужно заработать. Я не ставлю такой задачи, поэтому один образ следует за другим. Я шесть лет учился на искусствоведческом, но с профессией этой не сложилось. Багаж, кругозор – остался. Источником своей графики я считаю эстетику Art Nouveau. Большое влияние оказал на меня Обри Винсент Бердсли.
Точно. Наш художник Лена Горева так и сказала. Я посмотрел работы Бердсли и сказал: ничего общего.
Вы правы! Ничего общего, кроме дышащей, пульсирующей линии. Бердсли рисовал пером, толщина линии зависит от нажатия. Я использую рапидограф, ну а как у меня получается пульсирующая линия – мой секрет.
Другой мой учитель – Ханс Беллмер которого знают как скульптора-нонфигуративиста. Наиболее известна его «Кукла» – женский торс из вращающихся шаров, сегментов. Морбозная (мрачная, на грани болезненности, извращения) графика Беллмера впечатляет, это был потрясающий мастер эротического рисунка. Я не так мрачен, у меня с психикой – всё в порядке.
Почему в слове Erotikus опечатка, это случайно?
Как говорил когда-то любимый мой режиссер Андрей Арсеньевич Тарковский: «В моих фильмах нет ничего случайного». В издательстве мне итальянцы сделали «пустышку» и я целый год сам компоновал и дизайнировал книгу. Названия подбирал, стараясь мыслить по-английски. В выбранном мною шрифте стиля Art Nouveau, «Арнольд Бёклин», буква “K” несравненно красивее буквы “C”. И я подумал, если хоть один европейский язык дает возможность заменить – я это сделаю. Немецкий дает такую возможность.
Homo Erotikus, это личное переживание, или это образ современной сексуальности?
Это искривление. Помните Горохова в фильме «Окно в Париж»? Главный герой спрашивает его, когда он проникает в окно: «Что это с тобой?», а тот: «Я искривляюсь, и это мое личное искривление!». Так вот, это мое личное искривление, или искажение Homo Sapiens в пространстве сексуальности.
Homo Erotikus – человек съедаемый или съедающий?
Я понимаю эту гастрономическую подоплеку. И то и другое. Мужчина, которого я представляю с мукой, со стыдом, и я ничего не могу с этим поделать, очень гастрономичен. Подзаголовок книги – «из глубины отвращения и очарования». Вот откуда эта амбивалентность, раздвоенность между тем, чего ты не контролируешь, и тем, как ты это воспринимаешь. Поэтому – пожирающий и пожираемый.
Мужчина, чудовище, как я это вижу, конечно, пожирает женщину. Но как человек разумный, он пожираем своим эротическим искривлением. Homo Erotikus – дионисийская бездна – пожирает его. Это замкнутый процесс.
Является ли эротическое переживание, не перешедшее в сексуальный опыт, поводом или причиной творчества?
Я работаю над книгой «Зло и Спасение», вот уже более пяти лет, и это одна из основных тем этой книги. Вы под словами «эротическое переживание» понимаете сексуальный позыв, сексуальное влечение. Сексуальность не порождает творчество, не является его причиной. Олег Табаков, железы внутренней секреции, новая сексуальная жизнь, новая жена – вот, что дает всплеск творческой активности. Но что тогда делать было Винсенту Ван-Гогу, у которого никакой сексуальной активности не было – одна пассивность… А клокотал он творчески, как вулкан.
Я думаю, что к творчеству имеет прямое отношение Эрос. Эрос это любовь, это Дух Божий – в конце концов, или, точнее – в начале всего. Колоссальная движущая мироздание сила. Она проявляется и в сексуальности, в любви к женщине. Она проявляется и в творческой активности.
«Эротическое», как «вызывающее половое возбуждение» – это уплощенная трактовка, свойственная современности,..
Дух Божий, данный человеку, хотя бы его частичка, доставшаяся каждому – это совсем не то же самое, что способность дышать воздухом – все твари дышат. Дух Божий в каждом из нас – это частичка Творца в человеке по Образу и Подобию!… но только в человеке.
Мужское – значит всегда чудовищное, как в сказке. Может ли быть наоборот?
Я так думаю, я так чувствую, что мужчина в половой жизни обречен быть зверем, чудовищем, мужчина ничтожен. В женщине больше человеческого. Пол имеет дух, пол не есть только плоть. Так вот дух мужского пола неизмеримо ничтожнее полового духа женщины. Женщина жалуется: «Тебе от меня только этого и надо» – мужчине никогда не бывает надо столько, сколько женщина готова ему дать. Он поверхностней, функциональнее, и поэтому – ближе к животному. Акт половой для мужчины – это сексуальный акт, орально-генитальный, анально-генитальный, и так далее, неважно какой, но генитальный. Из богатства пола выделяется самочинная частица плоти, которая эксплуатируется, и выполняет свою функцию, и «больше, Маня, мне от тебя ничего не надо». А у Мани в это время стоит вопрос о колоссальном целосущностном соитии. Вы понимаете, о Соитии! А мужчине – что? Он свое дело сделал и ушел. Или заснул. Вот вам и образ звериный. А женщина в отчаянии страдает от этого «образа».
Эту идею книги понимают и в Италии, и в Германии – и она нравится даже молодым девушкам, которые в метафизике ничего не смыслят – потому что они это чувствуют.
Итак, мужчина ничтожен на ниве половой любви. И поэтому…
И поэтому так мало женских имен в искусстве?
Да. Мужчина должен спасаться другими нивами, я говорю о Спасении только потому, что я верующий, христианин. Проблема сублимации во Спасение для женщины не актуальна, в половой любви женщина способна непосредственно и целостно восуществиться.
То, что я называю нивой Спасения, есть сублимационная нива – интеллектуальная или художественная, а сублимация – это всегда движение вверх, это та область, где мужской дух сильнее. Тут мужской эрос мощнее. А в самой высшей сфере – в сфере половой любви, мужчине не спастись.
Половая любовь – это высшее, это действительно так, не пугайтесь! В ней происходит слияние живое и целостное, а не символическое и частичное, как в культуре. Мужчине – ой, не потянуть.
В современном мире женщины, раздавленные мужской примитивностью, убивают мужчин их же оружием, они уже научились потребительскому отношению.
Мужчины, имеющие опыт, знают, что переживания женщины сильно отличаются от мужских. Поэтому, для того, чтобы понимать хоть чуть то, что я говорю, мужчине нужно обладать или большим опытом хоть или небольшим количеством женственности.
Да, и такие мужчины успешны в искусстве.
Что нужно для творчества? Какая страна, какая квартира, еда и прочие условия? Что просто необходимо?
Вагнеру нужна была роскошь, особняк, ковры. Ван-Гогу нужна была небольшая комната, ежедневный поход на натуру, и его брат Тео, который торговал картинами, и эту комнату оплачивал.
У меня бывали разные условия, раньше была машинка пишущая. Теперь – компьютер, и я не жалею. Я вообще не обсуждаю условий, я приспосабливаюсь.
Можете ли вы разорвать свой рисунок? Подумав о зрителе… Стереть файл, подумав о читателе?
Никогда. Я тут же подумаю о другом зрителе и читателе, который будет сожалеть, что я это сделал. Если я вижу в том, что сделал, ценность – этого достаточно.
Итальянские печатники вынимали листы Homo Erotikus из печатного станка Heidelberger и восхищались красотой рисунков. Русские сочли бы эту графику «половыми извращениями», или уж, как минимум «аморализмом». Русский озабочен нравственностью, европеец, в большей мере – эстетикой. Для русского самое страшное оскорбление связано с генитально-сексуальной сферой и с моче-фекальными обстоятельствами.
У нас канализация – совсем недавно, не все еще так отлажено, как в Европе…
Почему вы адресуете свое творчество интеллигенции?
Это неизбежно. Роман «Внутри ХБ» – это про армию, это актуально и сейчас, это для многих. А вот книга, которая сейчас пишется – два тома «О творящем духе любви» – кто еще, кроме интеллигента, это будет читать?
Вы создали объект – стих, картину, текст. Что вы чувствуете, когда объект «готов»?
Самое лучшее время – проведенное в творческом кипении. Потом – наваливается пустота, обыденность. Расставаться всегда тяжело.
Я написал тысячу стихов, и это изнутри. Я не могу, как культовый Пригов, который написал 30000. Сегодня он пишет, как гей, завтра, как лесбиянка. Послезавтра, как корейский поэт… Я тяготею к лирике, которая не пишется, а живется, эта лирика исповедальна. Она кончается, рано или поздно. У меня стихи кончились. Это тяжело, но это так.
Почему вы приехали в Россию?
Семейные обстоятельства. Бизнес жены – во-первых.
Я безумно люблю Италию. Я обожаю каждую улочку в моей Вероне, каждый кирпичик на пьяцца Эрбэ. Но люди там меня не способны понять в такой мере, как русские. Я говорю на пяти языках, но пишу и думаю всё равно по-русски. В каком-то очень интимном смысле Россия – это приговор.
Боитесь ли вы безумия?
Почему такой вопрос, по профилю журнала?
Но вы же пишете философский текст…
Нет. У меня нет таких инклинаций, и предки никогда не страдали… Может, и хотелось бы, теперь ведь модно быть чуток не в себе… Но это так, поверхностное замечание.
Я никогда не страдал от комплексов неполноценности, хоть в шутку и называю себя альфонсом. Да, с точки зрения обыденного сознания, я паразит. Но мои жены неоднократно говорили мне: «Просто будь!». И я есть, и я интересен. Такого не то, что в жизни встретишь один раз, и за несколько жизней встретить – счастье. Быть и жить со мной очень интересно. Гарантирую.