Классический пример самостоятельного применения приемов психотерапии описан мастером сатирического рассказа Михаилом Зощенко. Самоанализ похож на операцию на самом себе. Но Зощенко прошел все стадии самоанализа. Психоаналитическое исследование окончилось результатом и писатель преодолел свой невроз
Сергей Торлецкий, практикующий психолог
директор психологического центра «Мир Вашего Я»
Зигмунд Фрейд был убежден, что психоанализ, как метод психотерапии, может применяться только специалистами. О пользе самоанализа пациентов отзывался отрицательно.
Позже это, как и некоторые другие утверждения отца психоанализа, были подвергнуты сомнению. В психотерапии нового времени известны успешные попытки разработать теорию самоанализа – помощи пациента самим себе без участия психоаналитика. Карен Хорни – психотерапевт гуманистического плана, специалист по неврозам, автор книги «Самоанализ» – была убеждена в том, что решение психологических проблем по специально разработанным методикам без участия психотерапевта возможно. Часто это единственный путь исцеления – курс психотерапии во всем мире стоит недешево и многим просто не по карману.
Классический пример самостоятельного применения приемов психотерапии описан мастером сатирического рассказа Михаилом Зощенко
Бегство от себя
Легкий и веселый в своем творчестве Михаил Зощенко смолоду страдал от аквафобии (водобоязни). Позже у писателя развилось тревожно-фобическое расстройство. Зощенко боялся выходить из дома, мир сузился для него до размеров дивана. Воспользовавшись доступными ему методами психоанализа, Зощенко слоем за слой снимал воспоминания о самом себе, постепенно добрался до младенческих лет и с помощью образов из снов вытянул из подсознания вытесненное воспоминание о первичной психической травме, ставшей причиной тревоги, и исцелился. Опыт свой описал в книге «Перед восходом солнца».
Он сам, без посторонней помощи извлек из бессознательного жуткие события младенческой жизни, державшие его полжизни в страхе, рассмотрел их на свету, подождал, пока они испарятся и стал нормальным, здоровым человеком. Процесс исцеления был мучителен, опасен и также невозможен, как расщепление атома на коленке и пересадка сердца в сельской больничке без наркоза. Тем ценнее, однако, результат. Знание этого опыта для интересующихся шансами на победу в самостоятельной борьбе со страхом необходимо.
С ранней юности Зощенко был ипохондриком. Он жил в тоске и недовольстве собой и жизнью. Мир для него был мало привлекателен и лишен смысла. Из великих авторов он выписывал в тетрадку самые мрачные мысли. В любви ценил неразделенность. Собственную меланхолию считал знаком избранности и слегка гордился ей. Впрочем, в эпоху декаданса подобное умонастроение для интеллигента было почти обязательным – радоваться жизни могли только люди ничем не примечательные – обыватели, ремесленники, идиоты. Уже в те юные годы Зощенко боялся воды, долго не мог научиться плавать, немного стыдился этой своей слабости, но мировая скорбь и это покрывала.
Потом все изменилось. Зощенко стал поразительно деятельным человеком. Занятий его молодости хватило бы на три-четыре обычные жизни. Он был контролером железной дороги, в Первую Мировую командиром взвода, прапорщиком. Был ранен, отравлен газами, получил четыре боевых ордена. Был штабс-капитаном, командиром батальона, начальником почты и телеграфа, комендантом Главпочтамта в Петрограде, адъютантом дружины, секретарем полкового суда в Архангельске. Был пограничником в Стрельне, командиром пулеметной команды, полковым адъютантом под Нарвой. Был агентом уголовного розыска в Петрограде и инструктором по кролиководству в Смоленской губернии. Был милиционером в Лигове. Был сапожником, конторщиком и помощником бухгалтера в Петроградском порту. И все это за какие-нибудь семь-восемь лет! Человек метался по жизни, хватаясь за профессии, города и судьбы. Менял лица и кожу, точно пытался скрыться от кого-то или чего-то или знал о близком пожизненном заключении.
Сны и рефлексы
В двадцать первом году Зощенко опубликовал первые рассказы и вскоре стал самым известным и популярным писателем в Советской России. Не достигнув тридцати лет, он страдал от головокружений, сердечных припадков, постоянных расстройств желудка и непонятной нервной болезни. Панически боялся воды. Не мог есть. Боялся воров и грабителей, перед дверью на ночь устраивал баррикады (если ночью придут, мебель упадет, и я проснусь). Сначала спать мог только на диване, потом только на полу. На улице ему делалось дурно и успокаивался он только добежав до подъезда своего дома. Врачи лечили его бромом и водой (холодные ванны, поездки на море). От лечения ему становилось только хуже.
Дело было дрянь.
Писатель искал причину болезни. Он последовательно год за годом перебирал события своей жизни и записывал их в маленьких новеллах. Новеллы получались изящные и яркие, автор добрался в своих воспоминаниях до двухлетнего возраста, никакой причины болезни не нашел, а тревога и страх выросли.
По ночам Зощенко мучили кошмары.
Дело было незадолго до разгрома психоанализа – в РСФСР еще водились «врачи фрейдисты». Такой врач и посоветовал Зощенко обратить внимание на сны и с их помощью попытаться выудить из бессознательного воспоминание о младенческой психической травме, ставшей причиной болезни. Правда, варианты толкования, предложенные психоаналитиком, Зощенко возмутили: мелькнувшую в сновидении руку фрейдист окрестил фаллосом и диагностировал у Зощенко ранее сексуальное расстройство.
Зощенко был материалистом и поклонником учения о рефлексах физиолога Павлова. Он верил в силу разума. Взяв от Фрейда черный омут бессознательного, он принялся ловить на удочку сновидений те страшные впечатления младенчества, которые туда провалились и не давали ему покоя. Но не сами по себе интересовали эти трагические события писателя. У него была своя теория – тонкая и рефлекторная…
Михаил Михайлович знал, как действует мозг собаки. Он прочитал про условные раздражители и временные связи в мозгу обычной дворняги: стучит метроном, бьет ток – собака отдергивает лапу. В дальнейшем собака дергает лапу без удара тока на один стук метронома. Такая нервная связь в мозгу. Михаил Михайлович примерил теорию Павлова на себя. Своими «метрономами» Зощенко посчитал внешние условные раздражители – воду, улицу, еду, женщину. Как только они появляются, Зощенко вздрагивает и чувствует себя плохо. При этом источники тока давно не работают. Они провалились в бессознательное. Если их оттуда извлечь с помощью снов, безопасность условных раздражителей (воды, женщины, еды) станет очевидной, нервные связи разорвутся, человек перестанет бояться химер.
И Зощенко стал думать над своими снами.
Вода, тигр и нищий
Из страшных вещей Зощенко чаще всего снились: вода, нищие и тигры.
Исследование воды в сновидениях привели писателя к очевидному выводу – он воды боится! Поразительно – человек страдал аквофобией с детских лет и боялся себе в этом признаться! Только истолковав свой страшный сон – бурная река – ванночка для купания, синий берег – брошенная в ванну пеленка, его, младенца вытаскивают после купания из ванночки, он смотрит в ванночку и на всю жизнь пугается воды – Зощенко признал, что чувство, которое вызывает в нем вода – страх! Михаил Михайлович даже не попытался выяснить – чем, собственно эта ванночка его так напугала. Он только почувствовал нарастающий страх и воодушевление. Он понял, что он на правильном пути. И пошел дальше.
Нищий являлся во снах часто, был страшен, но ни о чем не говорил. Картинка из младенчества не всплывала. Тем не менее, Зощенко чувствовал, что за нищим что-то есть. Что он только символ. Или наоборот. Например, символ нищего – рука. Рука была страшнее нищего. Что-то зашевелилось очень глубоко. Вспомнилась страшная рука из сна, грозившая отобрать у младенца что-то очень дорогое, почти жизнь. Неожиданно вспыхнуло: рука из тьмы опускается на грудь матери. Зощенко вспомнил: отец дотронулся рукой до обнаженной груди матери у него младенца на глазах. Смертельный ужас! И еще: рука матери, отнимающая его от груди после кормления. И потом, в возрасте двух лет – мать смазывала соски хиной, чтоб отучить уже большого Мишу от привычки сосать грудь.
Тогда причем тут тигр? Символами тигра оказались гром и нож. Нож объяснялся забытым рассказом матери о срочной операции в возрасте двух лет да еще без наркоза. Не только событие – рассказ о нем так пугал, что был напрочь забыт и только теперь вспомнился. Зощенко поискал на теле и нашел шрам от той операции. Довольно длинный. Потом представил себе эту картину – младенец на операционном столе, к нему тянется рука с блестящим ножом, и дальше – боль и страх.
И гром, в конце концов, объяснился и снова вернулся к материнской груди через мамин рассказ. Во время кормления маленького Мишеньки грудью на даче, началась гроза, обрушился ливень, ударил гром – мать потеряла сознание и выронила младенца на кровать. Он видел, как упала мать, сам, падая, повредил себе ручку. Долго его не могли успокоить.
Жизнь и грудь, рука на грудь, грудь, кормящая и вдруг отравленная хиной, рука с ножом, замахивающаяся на его жизнь; грудь, гром и вода и тут же падение и боль! Задавленный этими образами Зощенко провалялся несколько дней на полу у себя в комнате. Ему было очень страшно и плохо. Он даже вспоминает об этих днях довольно скупо. Потом как-то очень быстро Михаил Михайлович пошел на поправку. Годами мучившие его страхи – воды, улицы, сердечной болезни, грабителей потихоньку рассеялись. Он стал бодрым, жизнерадостным и очень энергичным человеком.
Всю жизнь потом Зощенко считал, что он разорвал рефлекторные связи в мозгу и так победил разумом и логикой «низшие силы».