Статья об ИГРЕ. Александр Сосланд пишет о психологии игры, о том, что такое игра в жизни человека. Вся наша жизнь – игра. Чем игра отличается от любой другой активности человека?
Александр Сосланд. Статья об игре
За что мы любим игру?
Почему у всех это слово вызывает только приятные ассоциации? Почему мы ради игры способны на многое? Игры завораживают и захватывают. Игры вводят нас в особое миро- и самоощущение. Они разрывают монотонное течение времени, раскрашивают жизнь яркими красками. Они будят эмоции. Целые страны порой оказываются втянутыми в большие игры. Ясно, что речь идет о самом распространенном и интенсивном способе получения удовольствия.
Классический взгляд
Что же собственно мы называем игрой. В своем классическом труде выдающийся голландский культуролог Йохан Хейзинга, изложил концепцию игры, как феномена культуры. Вот что он пишет в своей знаменитой книге “Homo ludens” о сущности игры:
“Игра есть добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри установленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам, с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием “иного бытия”, нежели “обыденная” жизнь».
Итак, чтобы оказаться в игре, надо:
- удалиться от обыденного мира («внутри установленных границ места и времени»), иначе говоря, создать место во времени и пространстве, где ничем иным, кроме игры заниматься невозможно. Это может быть футбольный стадион, казино, театр, площадка для гольфа – любое место, соответствующее правилам некой игры. Нужно выкроить время, сделать так, чтобы ничто не отвлекало – предупредить домашних, чтобы не беспокоились, отключить мобильный телефон и только тогда игра состоится.
- создать твердые правила и их придерживаться («по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам»). Правила – это самая серьезная часть игры. Поскольку многие игры имеют соревновательный характер, все стремятся обратить правила себе на пользу, игровая культура обслуживается специальным институтом надсмотрщиков за правилами – институтом судей.
- не ставить перед собой никаких иных целей («с целью, заключенной в нем самом»). Игра не может заниматься созданием материальных ценностей – сборкой автомобилей, выпечкой хлеба, полетом в космос. Играющий в футбол стремится забить гол, играющий в карты – сорвать куш, катающийся на американских горках – испытать безопасный страх и ничего другого им не надо.
- игрой обязательно надо наслаждаться (сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием “иного бытия”, нежели “обыденная” жизнь). Хотя к этому, разумеется, нельзя принудить, судьба любого из видов игр такова, что если в ней нет чувства удовольствия, то эта игра обречена на вымирание и исчезновение.
Йохан Хейзинга сформировал современный взгляд на сущность феномена игры. Он был склонен отыскивать игровые принципы в любом виде человеческой деятельности. Самые распространенные в культуре игры относятся к сфере искусства, спорта и т.д. Он обнаруживает игровые формы в войне и поэзии, философии и правосудии, религии и политике. В сущности предпринимает попытку свести к процессу игры все известные формы человеческой активности. Он показал значение игры в формировании культуры в целом.
Важные уточнения
Наиболее адекватным последователем Хейзинги следует считать французского философа Роже Кайуа. Определение Р. Кайуа в существенных чертах воспроизводит дефиницию Й. Хейзинги. Это звучит так:
«Игра есть форма активности, свободной, изолированной, нечеткой (т.е. те правила, по которым она проводится, предоставляют определенную свободу действия), непродуктивной (т.е. в процессе игры не создается никаких новых материальных благ), регламентированной, т.е. протекающей по определенным правилам и фиктивной, т.е. сопровождающейся особым сознанием иной реальности».
В этом определении есть несколько важных уточнений по сравнению с Хейзингой.
- Игра есть форма активности. В игры играют свободные люди по собственному свободно выраженному желанию. В отличие от производственной регламентированной деятельности, к которой человек, так или иначе принужден цивилизацией, игра есть проявление свободы.
- Форма активности …нечеткой. В игре должно быть много импровизации, непредвиденного, случайного, чего-то такого, что мы не можем предсказать.
- Сознание иной реальности. Это не просто некое особое состояние сознания (о чем речь пойдет ниже) – это целый мир, создаваемый той или иной игрой. Тут создается параллельная реальность, которая существует именно вне контекста обыденной жизни
Еще раз о серьезности
Несмотря на то, что в процессе игры не создается новых ценностей, основной чертой, конституирующей игровой процесс, является серьезность, с которой участники игры относятся к тому, что составляет ее содержание и цель. Крайняя степень серьезности равно свойственна как игроку-футболисту, так и артисту, “играющему” роль. Именно эта строгость придает особое значение занятию, в котором, как уже сказано, новые ценности не создаются.
Игровая деятельность носит регламентированный характер, т.е. осуществляется по определенной системе предписаний и запретов. Понятно, какое значение это имеет, например в спорте: футболист не может брать мяч рукой, боксер – бить противника ногой и т.д. Правила игры требуют самого серьезного к себе отношения. В каждом виде игровой деятельности существует институт надзора за соблюдением этих правил – институт судейства, а также система штрафов за их нарушения.
Игры бывают разные
Роже Кайуа предложил и вполне адекватную классификацию видов игры в культуре.
Играя в разные игры, мы при этом по-разному себя ведём.
Боремся до конца
Первый тип игр Кайуа обозначил как агон (др.греч.- борьба). Здесь речь идет об играх, построенных на принципе соревнования, борьбы с противником. К культурным формам агона, по Кайуа, относится большинство видов спортивных игр, футбол и бильярд, шахматы и бокс, городки и перетягивание канатов. Такие разные, на первый взгляд, виды деятельности тем не менее объединены одним существенным признаком. Победить противника по четким правилам в справедливом состязании. С другой стороны, речь здесь может идти, например, о викторинах, а также играх «на руках» вроде «камень, ножницы, бумага» или «тюремное очко».
К институциональным формам агона относится коммерческая конкуренция, система конкурсов и экзаменов, распространенная в самых разных официальных институтах. Состязательный, бойцовский характер носят также судебные тяжбы. Каждая из игровых форм имеет свои «испорченные» ипостаси. Игра легко переходит за рамки установленных норм. Так, для агона – это бойцовская жестокость, хитрости.
Азартно рискуем
Второй тип игр – алеа (др. греч.- жребий). Здесь имеются ввиду игры, построенные на случайности и удаче. Речь одет о рулетке и игре в кости, картах и скачках, считалках, играх «орел – решка». Огромная востребованность этого рода игр ведет к тому, что им воздвигаются целые дворцы – казино, большие города – Лас-Вегас, Монте-Карло существуют в значительной степени благодаря азартным играм. Игровой риск порождает своеобразное измененное состояние сознания, своеобразный транс, и зависимость от этого транса – одна из немногих, официально терпимых обществом. Повседневная коммуникация предполагает множество «облегченных» вариантов «алеа». Мы бьемся об заклад, заключая пари. Принимаем решения, бросая монетку, или по определенным совпадениям (например, «если сейчас из-за угла выедет такси, брошу курить»). Сличаем сумму первых трех цифр с суммой второй тройки на трамвайном или автобусном билете, выискивая «счастливый». Раскладываем пасьянс, гадаем по картам, по кофейной гуще и – это все тоже жребии. Покупаем лотерейные билеты, стираем место выигрыша и …
Социальное оформление этого типа игры Р. Кайуа видит в биржевых спекуляциях. С этим положением можно поспорить, ибо торговля акциями ориентирована на проверяемую информацию, а далеко не только на интуицию и голый риск. «Испорченная» ипостась этого вида игры – суеверия разного рода, гадалки, ясновидящие, быстрая астрология.
Подражаем природе и правде
Третий тип – мимикрия (лат. – подражание). Здесь мы имеем дело с типом игр, основанных на воспроизведении разных типов человеческой деятельности. Понятно, что все театральные, сюжетно-игровые практики имеют отношение к этому делу. Театр и балет, игра в куклы и шарады, маскарад – список без труда можно продолжить – имеют отношение к этому типу игровой деятельности. На самом деле из мимикрии выросли все современные виды искусства. Из театра – как синтетического исходной игровой деятельности вышли поэзия и кинематограф, опера и проза.
На общественном уровне этому соответствует этикет, церемониал, униформа.
«Испорченность» здесь может проявляться в разного рода отчуждении, «удвоении личности».
Проходим через стресс
И четвертый – иллинкс (др. греч. – головокружение). Этот тип игр связан с интенсивным, форсированным изменением состояния сознания. Среди развлечений сюда относятся качели, карусели, гигантские шаги, горные лыжи, альпинизм. Как, это принято говорить у нашей молодежи – «гоним адреналин». Риск вкупе с интенсивным движением рождает удивительную смесь из страха, который преодолевается относительно безопасными условиями переживания этого транса. Страх и транс, головокружительная смесь, лежащая в основе всякого удовольствия – здесь как раз продуцируется в самом чистом виде.
«Деградированные» формы иллинкса – алкоголизм и наркотики. В самом деле, если «головокружение» достигается без излишних усилий, почему бы это не сделать.
Кроме того, Р. Кайуа выделяет пайдиа – спонтанная манифестация (чаще всего ребенком) потребности играть (куча мала, бумажный змей) и людус – тип игры где борются не с соперником, а с предметом или препятствием (жонглирование, бильбоке и т. п.).
Структура игры
Внутренний строй игры неоднороден. Чтобы понять, из чего на самом деле она состоит, необходимо иметь ввиду разные ее уровни.
1-й. Нормативно-технический уровень, состоящий из правил, т.е. системы предписаний и запретов, определяющих течение любой игры. В футболе можно играть ногами, нельзя руками всем, кроме вратаря в пределах штрафной площадки. В картах нельзя подсматривать за картами партнера, можно брать прикуп. В театре нельзя сгонять зрителей с кресел, а зрителям нельзя прерывать действие даже в том случае, если актеры разыгрывают его в зрительном зале, обращаясь или прикасаясь к зрителю.
2-й. Нормативно-сценарный, приблизительно описывающий развитие событий в некоем идеальном варианте. Например, тренер перед игрой дает установку: кто в защите, кто в нападении, кто кого держит, если кто уходит вперед, то кто его страхует в защите и прочее.
3. Спонтанно-ситуационный, связанный с непредсказуемой частью процесса. Эту часть процесса невозможно предварить специальной установкой, но если его не будет, то никто не придет смотреть эту игру, равно как никому и играть в нее будет не интересно.
4. Функционально – ролевой, касающийся позиций каждого из участников игры. Здесь разделяются функции, амплуа, роли. Мы получаем героев любовников, полузащитников, инженю, вратарей, судей.
Игрок и зритель
В современной культуре невозможно представить себе просто игру, без зрителей. Наблюдатель – болельщик, телезритель так или иначе отождествляется с играющим и обогащается частью его переживаний. Неизбежно приходится разделять игровое действо на участников игры и зрителей. Такое разделение особенно важно в структуре современной культуры, основанной на зрелищах. Многие игры, если быть их зрителями, подпадают под разряд мимикрии.
Мы наблюдаем за «агоном», когда смотрим, например, футбол, пополняя огромную армию болельщиков, таскаясь за любимой командой из города в город. Сидя на трибунах, мы повторяем про себя движения наших футбольных кумиров, думая, порой искренне, что окажись мы там, уж точно не промазали бы.
Мы наблюдаем за игрой «алеа» – глядя в казино, как другие ставят деньги на рулетку или «блэк-джек», или же смотря по телевизору розыгрыши лотерей и лото.
Беспрерывно отслеживаем игры вида «мимикрия» – смотрим кино, ходим в театры, читаем романы. Многие это делают в поиске «жизненности», то есть проверяют творение на «верность природе и правде жизни». Мы примериваем на себя обстоятельства и перипетии художественного творения.
И, наконец, следим за разными экстремальными видами спорта («иллинксными») по телевизору, что тоже делает нас созерцателями игры.
Игра в свете аттрактивистики
Аттрактив-анализ или аттрактивистика – это новый гуманитарный научный подход, разрабатываемый в частности автором этих правдивых строк. Аттрактивистика занимается проблемой привлекательности текстов, культурных феноменов и прочего. Важно понять, не просто, каково содержание того или иного текста, но и чем он привлекает читателя или зрителя. Чем же привлекательна игра с точки зрения этого подхода?
1. Непосредственный гедонизм
Еще психоанализ противопоставил принцип реальности принципу удовольствия. Конечно, любая игра связана с минимально отложенным наслаждением. То особое настроение, особая реальность, о котором нам толкуют и Хейзинга и Кайуа, на самом деле, не что иное, как гедонистическое переживание. Оно является ключевым, фундаментальным, без него игра как специфический род деятельности теряет свой смысл.
2. Игра и транс
Мы уже затронули эту тему выше. Речь о том, что всякое игровое действие построено на разных способах получения удовольствия. Эти способы непосредственно связаны с тем, что сейчас в психологии называется измененными состояниями сознания (далее ИСС), иначе говоря, с состояниями, гедонистическими по своей сущности.
Различные виды транса можно проследить, по типам их формирования. Это могут быть феномены, возникающие при психопатологических состояниях, а также возникающие в результате приема психоактивных веществ, или же как результат применения психотехник. В этом контексте можно рассматривать как ИСС и все феномены, имеющие отношения к эротике и сексуальности. Традиция такого рассмотрения заложена еще в «Пире» Платона, где любовь рассматривается как некий род безумия, исступления.
Виды транса
Давайте вспомним известный анекдот о четырех наркоманах сидящих в тюремной камере и мечтающих выбраться на волю. «Сейчас, – говорит кокаинист, – мы сломаем решетки, разобьем двери, перебьем охрану и окажемся на свободе». «Не стоит, – возражает ему анашист, – кругом такие добрые, славные люди. Пойдем-ка лучше к начальнику тюрьмы и отпросимся у него на свободу. Ведь не откажет же он нам, в самом деле». «Друзья,- обращается к ним морфинист. – Зачем ломать, зачем отпрашиваться. Просто сейчас мы просочимся через стены и полетим, полетим, полетим – куда глаза глядят…». «Зачем просачиваться – говорит любитель ЛСД – Мы ведь уже и так на воле. Посмотрите вокруг: лес, поляна, цветы, птицы поют». Эта история отражает особенности транса, получаемого от каждого из наркотиков. Напряженной брутальности кокаиниста противостоит добродушная беспечность анашиста и трансовая сновидность морфиниста. Галлюциноген ЛСД продуцирует разного рода видения.
Не составит большого труда выделить следующие ИСС, соответствующие отчасти видам наркотического транса:
1. Кокаиноподобное ИСС Характеризуется, как известно, выраженной расторможенностью, двигательной активностью, состоянием эмоционального подъема и возбуждения.
2. Марихуаноподобное ИСС. В этом состоянии существенно облегчены все коммуникативные процессы. Ощущение безопасности, некритичность, своеобразная беззаботность сочетается здесь с расторможенностью влечений, в первую очередь, как водится, сексуального. Марихуаноподобное ИСС видимо самое распространенное, неспецифическое состояние такого рода.
3. Морфиеподобное ИСС – характеризуется отрешенностью, выпадением из реальных обстоятельств места и времени. В сущности соответствует клиническому феномену сумеречного состояния сознания. В клинической психиатрии мы находим аналогию этому в так называемых сумеречных расстройствах сознания.
4. Галлюциногеноподобное ИСС – связано с переживанием различного рода обманов восприятия. Переживания зрительных образов чаще всего носят спонтанный характер. Психопатологическая параллель – любой галлюцинаторный синдром.
Во первом номере «Популярной психологии» (№ 1, с. 13- 14) мы обсуждали так называемый бинарный аффект, то есть «аффект, развивающийся в двух противоположных направлениях. Особое настроение игры связано как раз с тем, что разные эмоции – страх, радость, огорчение, тревога, надежда – переплетаются в одном клубке. Без этого клубка эмоций мы не испытывали бы никакого удовольствия от игры.
3. Игра против Супер-эго.
Знаменитый концепт Зигмунда Фрейда обозначает систему внутренних запретов, и, конечно, привлекать никого не может. Супер-эго, как часть личности, «заставляет» человека трудиться, мешает наслаждаться, многое хорошее, как например, инцест вообще сурово воспрещает.
Противостояние «внутреннему полицейскому» дело естественное и вполне понятное. Игра – это пространство, где множество запретов снимается, отменяется, разрешается многое из того, что «нельзя». Мы бешено носимся в подвижных играх, забывая, что «хорошо себя вести» – значит не бегать, «сидеть тихо», быть чинными и спокойными. Мы открыто выражаем свою агрессию нашему противнику (агон). Мы азартно ставим на кон огромные суммы, что в другой ситуации вообще немыслимо (алеа). Мы все что угодно делаем на сцене, в карнавале, в книге, выпуская на свет наши самые необузданные желания (мимикрия). Ну и наконец, отвязываемся по полной программе на каруселях и гигантских шагах (иллинкс).
4. Игра и всемогущество.
Многие виды игры рождают ощущение всесилия, возвращающее нас в раннее детство. Ощущение всемогущества преживается человеком особенно остро именно в этот период. Стадия инфантильного всемогущества описана выдающимся венгерским психоаналитиком Ш. Ференци. Ребенок на какой-то стадии развития понимает, что он может управлять миром посредством своего голоса. По его крику ему протягивают грудь, меняют мокрое белье, берут на руки, меняют игрушку. Переход от детского всемогущества к реальному восприятию своих ограниченных возможностей – дело длительное и болезненное. Отчасти такая адаптация происходит через восприятие сказочных образов волшебных предметов, таких, как сапоги-скороходы, скатерть-самобранка, ковер-самолет. Речь идет о предметах, связанных с одной очевидной закономерностью: при минимальных затратах – максимальный эффект.
Но игра тоже может давать ощущение такого всемогущества. Даже если мы затрачиваем на ее подготовку много времени – спортсмен в тренировках, артист на репетициях – в итоге мы получаем ощущение легкости в исполнении невероятно трудных дел. Или же обретаем могущество, отправляясь в казино и выигрывая на одной ставке целое состояние. Впрочем, в последнем случае мы можем ограничиться только намерением сорвать куш, и уже само по себе это желание приближает нас к ощущению всесилия.
5. Счастье быть ребенком.
Больше всех в игры играют дети. Игра помогает ребенку (равно как и детенышу животного) приобрести почти все навыки, необходимые в жизни, сделать первые шаги на пути социализации. Игра привычно, как нечто само собой разумеющееся, соединяется в нашем сознании с детским возрастом. Соответственно для взрослого игра связана в какой-то степени с возрастной регрессией. В игре мы погружаемся в утерянный рай детства.
6. Прелесть новизны.
Во втором номере «Популярной психологии» (№ 2, с. 17-23) мы разбирали мотивационную теорию – влечение к новизне, которое мы назвали термином кайнэрастия, или новолюбие. Так вот, без расчета на новизну и непредсказуемость не существует ни одного из видов игр. Борьба (агон) предполагает, что победитель заранее неизвестен, равно как неизвестен исход азартной игры (алеа) и исход драматического действия (мимикрия). Если мы знаем, чем окончится та или иная игра, то она теряет для нас всякий интерес.
Игра – это наше все
Люди пытаются обозначить словом «игра» множество форм жизни и видов деятельности. Став «игрой» эти формы не меняются ни по структуре, ни по содержанию, но становятся более привлекательными. Мы говорим «любовные игры», «мужские игры» и «я не играю в эти игры». Мы говорим «он играет роль», хотя это никакая не игра. Мы читаем в знаменитой книге Эрика Берна об «играх, в которые играют люди» и о «людях, которые играют в игры», но речь идет вовсе не об играх в собственном смысле этого слова. Игра – это универсальная метафора. Соотнесение с игрой придает аттрактивный характер любому феномену.
Пускай же авторы играючи пишут свои тексты, редакторы так же играючи печатают их в журналах, читателю же предстоит самое приятное – чтение, и пусть оно будет легким и радостным, как игра в детстве.